Со своей обычной грустной иронией Илья Мильштейн отмечает, что сегодня мы часто "пишем статьи не для того, чтобы кого-то в чем-то убедить, а чтобы враг почувствовал боль". Само по себе это меня не сильно огорчает. Идет война. И "болевые приемы" – вполне допустимое средство в драке. Враг должен знать, что у его попыток возродить основанную на мифологии и подпираемую уголовными запретами госидеологию будут "болевые" последствия. Хотя бы в виде глубоко задетых чувств. И действия, прицельно направленные на десакрализацию того, что враг стремится табуировать, тоже вполне естественны.
Но есть "болевые приемы", а есть "запрещенные приемы". И вот тут Мильштейн пишет абсолютно верно: глумление над памятью замученных и убитых для защитников гуманистических принципов должно быть категорически запрещенным приемом. Меня Бильжо тоже задел. И не только потому, что я всегда склонен сочувствовать партизанам и террористам. Партизаны всех времен и народов тоже часто совершали военные преступления. И сталинский режим вел себя не лучше гитлеровского. Кстати, те, кто пытался воевать "на два фронта" (против Сталина и Гитлера одновременно), тоже не были белыми и пушистыми. Очень мягко говоря.
Я не собираюсь оправдывать действия сталинского режима и советских партизан. Любой Бильжо (и не только Бильжо) вправе оценивать эти действия как преступные и свободно об этом говорить. Но объяснять поведение участников этой драмы исключительно психопатологическими причинами не только нечистоплотно и недостойно. Это еще и мещанская пошлость.
Разумеется, если Бильжо начнут преследовать "органы", придется защищать его конституционное право и на такую художественную интерпретацию поведения приговоренной к смерти девушки перед казнью. Но не саму интерпретацию. Которая, как убедительно показал Марк Солонин, еще меньше стыкуется с историческими фактами, чем официозная мифология.
! Орфография и стилистика автора сохранены
